Порт
Глупая, глупая пташка-Льетт... Поддалась чему-то низкому - и поплатилась. Чувствует яд, но бросается на еду за просто так, будто голодавший неделями зверь, не желающий чуять смерть. И не успела остановить его,поддавшись первобытному инстинкту. Молодец, пташка Льетт, теперь ты забудешь про поиск и исследование. Теперь ты ничем не лучше тех домашних псов, одним из которых была прежде. Они, повинуясь животному внутри себя, спешат скрыться за спиной человека, оседая на одном месте. И ты тоже теперь замрешь. В лучшем случае на пару дней. Если же яд дойдет до птицы и коснется ее языка, пташка Льетт замрет навсегда, потеряет былую легкость, обменяв ее на холод и кромешную темень.
Шаг, два, три, остановка. Она замирает с приподнятой лапой, а затем слишком тяжело и непривычно резко опускает ее наземь. Единожды она уже упала, и грязь еще стекает непонятной жидкой массой с некогда чистого золотого бока. Хочется отряхнуться, но это грозит новым падением. Птице же хочется летать, держась подальше от земли. От того их крылья столь чисты, Льетт знает. Даже лапы, похожие скорее на человечьи, чем на собачьи, словно бы никогда не знали этой мерзкой жижи. Вроде бы прошло - и снова вперед, она все еще может идти. Возможно, все не так плохо, даже нет, все хорошо, просто ей стало дурно на пару часов.
Восстановить равновесие - дело пары секунд. Все хорошо, пташка Льетт, просто тебя пытаются запереть в клетку. Ничего, ты не дашься им, а если они рискнут тебя тронуть - обнажишь крокодильи зубы и оставишь все их в их плоти, утянув в реку окровавленный труп. Даа, ты их потопишь, как потопишь себя, умрешь, но не дашься, пташка Льетт. Не твой это удел - жизнь без оков, но в тесной клетке, где даже крыльев не расправить. Шаг, два, три. Птица не летит, но медленно движется вперед, демонстрируя упорство не птицы вовсе, но хищника с шерстью и зубами. Вот он, прямой путь от птахи к зверю, в обход всех законов эволюции и здравого смысла. Льетт выше всего этого, ей не по душе законное место, и она готова воевать за другое, новое, за то, что лучше. Шаг-два-три. Медленно идти дальше. Шлеп-шлеп лапами по месиву, разбрызгивая тяжелой поступью противную жижу. Весна, птицы поют, а пташка по имени Льетт тщетно бьет по грязи крыльями без перьев. Она упала и не может подняться в небеса, лишь встать на все четыре, утратив крылья.
Вперед, вперед, вот уж виднеется мост. Она видела прежде мосты. Странные, новые, вроде бы и готовые упасть, но стоят крепко, на последнем издыхании длинною в десятки лет крепятся, напрягаются, стремясь держаться ровно. И не падут, пока весь мир этого не захочет - слишком крепок камень. Люди темными смутными силуэтами снуют туда-сюда по озеру с облаками из боли. А в голове у Льетт - сотни молоточков и миксер, взбивающий мысли до однородной каши, такой, из которой что-то одно выделит только время, а иные, став невесомой пеной, улетучатся совсем. Бум-бум, пробивают они стенку черепа, бьются во все стороны рассерженными пчелами, словно они решили, что их улей совсем не здесь. Они хотят улететь - и их желание понятно, но Льетт не отпустит их, пока жива. Вперед, вперед, собирая мысли в кучку и волю в кулак. Запускай водоворот в голове, птичка, но не позволяй ему смыть мысли, привяжи их покрепче к костям и плоти, но не смей крепить за кровь - улетучатся.
Шаг-два-три. Живааа, птица жива.
Шаг-два-три. Еще немного, последние взмахи-шажки.
Шаг-два-три. Ты дошла, пташка Льетт.
Едва коснувшись лапой холодного камня моста, Льетт отдернула ее, подавшись назад. Нет, не здесь, не сейчас, не надо... В голове вновь водоворот из мертвых мух, а птица разучилась петь. Ее разрывает изнутри, и живот отдает запоздалой болью. Не надо, рано, слишком рано, она еще жива. Льетт обессиленно завалилась на бок, коснувшись спиной чьей-то столь милосердно подставленной ноги, что моментально ответила на прикосновение ощутимым пинком. Не растеряв до конца благоразумие, она лишь откатилась в сторону с воем, далеким от птичьего крика. Она теряет саму суть себя, забывает, кем должна быть. Птица умолкла, совсем прекратив петь.
Дикий взгляд в никуда, словно там ее душа. Тихий шепот без тени сладости песни.
- Неет, пташка, пой, пооой...
Льетт содрогнулась, не в силах терпеть боль, и прохожие отшатнулись, с отвращением глядя на мерзкое зрелище. Но отрава выйдет, она не нужна в ее крови. Льетт не в силах противиться столь древней силе, древнему инстинкту, побуждающему жить. Пусть порой он мерзок, но это - еще один способ не сдохнуть здесь, в этом полном клеток городе. Живи, пташка, любой ценой живи. Все окупится сполна.
Не в силах бороться со слабостью и болью, Льетт вытянулась во всю длину вдоль тротуара, игнорируя большую часть проходящих мимо людей. Впереди же замаячил смутный силуэт, некрупный, двигающийся скованно. Ближе, ближе... Кот. Старый, вялый, дряхлый, но готовый выцарапать ей глаза. На морде расцвела крокодилья улыбка в почти полсотни крепких и по-молодецки белых зубов, выступили чуть более длинные клыки.
- Кииса... Иди мимо, киса, я ведь не трону твою землю. Оковы слишком тяжелы.
В другое время она бы его съела.
В пасть попала противная слишком сладкая вода, грязная и полная грязи. Птица внутри замерла, решая их судьбу.

Сегодняшняя смена Льюиса и Ребекки началась довольно рано. Около шести часов до полудня позвонил рассерженный гражданин и в явно грубой форме отчитал работников службы отлова. Он рассказал сбивчивую историю о том, как этой ночью на него напала собака, а она была явно дворовая, а не домашняя. Она оставила моральную рану и теперь мужчина был намерен жаловаться выше. Выслушав историю, Ребекка доподлинно поняла, что после таких жалоб по городу будут разбрасывать отраву, а значит много собак может отравиться. Оставлять гниющие трупы животных на улице было делом не благородным, а потому парочка экипировалась и снарядилась в путь дорогу.
За пару часов молодые люди не нашли ни одной собаки, те будто попрятались в ожидании расправы над собой. Льюс был спокоен и уверен, что умные бродяги не попадутся на человеческие уловки с ядом, а те что по глупее все равно бы сдохли. Однако, с подругой не спорил и продолжал колесить на фургоне по окраинам.
Начало уже вечереть, когда служба отлова оказалась в юго-западном районе городе, близ порта. Здесь обычно было много собак, а потому нужно было быть вдвойне внимательным. Скрепя железом и шурша колесами по влажному асфальту, фургон заехал на мост и медленно пополз по нему.
- Смотри! Собака! Фу, что с её губами? Они голубые... Скорее, смотри как её шатает, она верно отравлена,- вскрикнула девушка, указывая в сторону. Машина проехала по дороге и затормозила около самой собаки. Ребекка выскочила из машины с чемоданчиком, подбежала к лежащей рыже-золотой длинноногой суке. Бегло пробежавшись по её животу, ощутила резкие спазмы, затем раскрыла пасть и осмотрела зубы, потеребила уши, посвятила фонариком на зрачок.
- Состояние среднее, но ей нужна помощь. Если оставим её здесь, она околеет за ночь.- взволнованно проговорила девушка и резко накинула на узкую морду дворняги ремень, перетягивая челюсть. Подошедший Льюс подхватил собаку на руки и понес в машину. Три клетки пустовали. Одну из них теперь займет худощавая бродяжка. Парень уложил собаку внутрь, а подскочившая девушка ловко всадила в заднюю ногу шприц с витамином, огладила голову.
- Тише, тише хорошая. Тебе станет полегче,- замок клетки защелкнулся, со скрипом закрылись и двери фургона. Через пару минут он поехал в сторону ветеринарного центра.
----> Вет.центр

- В этот день слишком много собак посетило мост. Вначале белый поджарый. Он был как будто напуган и все куда-то спешил. Затем большая высоченная сука с голубыми губами. Её, к счастью, забрали люди. А то мало ли какую зараза она принесла с собой. Так корчилась. Затем вновь возвращался белый, будто что-то вынюхивал. Хотелось надавать ему по щекам когтями, чтобы не шлялся где попало. А теперь еще и эти,- черный, словно выгоревшая до угля деревяшка, Манс сидел на перилах моста и рассержено бил хвостом. Его глаза злобно сверкали, когда завидел он впереди троих бродяжек. Он был стар и не был готов к бою. Однако, позволить им осквернить это чудесное место своей мочей тоже не мог. Как только черно-белый задрал ногу, кот ощерился и зашипел.
- А ну, не смей! Что ты тут забыл?- когтями страж впивался в деревянную свою твердыню и пускал огромными глазищами, казалось, искры. Пес расхохотался и двинулся вперед. Явно не ожидавший такого, кот хотел было броситься прочь, а может забраться повыше, дабы атаковать, но не успел. Зубы пса прихватили его за хребет до хруста, а в глазах потемнело от боли.

Негоже было сдаваться супостату и, когда первый шок прошел, кот яростно зарычал, извернулся и полоснул пса по лбу и щеке, цепляясь в нижнюю губу и задними лапами принимаясь разрывать его кожу на шее.

Кровь, что осталась на когтях кота и теперь стройно окрасила белый подбородок собаки, явно воодушевила кота. С облезлой шкурой и довольно старый, он все равно не собирался отступать перед лицом опасности. Тем более, что территория эта - мост, была для него домом всю его жизнь. Вот здесь, на склоне в коробке он родился вместе с братьями и сестрами, вот там на уголке впервые поймал мышь, в небольшой речушке ловил совсем мелкую рыбку. А вот там, под мраком ночи, во вторую свою весны впервые овладел кошкой. Слишком много воспоминаний было связано с этим местом и он не хотел их отпускать. А посему, когда пес напал снова и резко ударил лапой, котяра пригнулся и лишь зашипел, получив глухой, но не сильный удар.

Из последних сил, чувствуя, что хребет его вот вот треснет, и развалится Манс на мешок с костями, кот прыгнул на самую морду безумному псу, раздирая сильнее, чтобы ручейки потекли, прошлую рану и старательно целясь попасть в глаза.

Бум...
Гром гремит в груди, запертый в клетке небес из ребер. А дождя нет.
Бум...
Душа съежилась, сжалась, став меньше в десятки раз, стремясь закрыться от всепоглощающего ужаса.
Бум...
Равномерно и точно, далекая гроза замерла на одном месте.
Бум...
А молнии-то она потеряла.
Не нужно поднимать голову с земли, чтобы это слышать.
Шлепанье по мокрому снегу и что-то еще. В нос ударил неудержимый запах псины, тот самый, что в куда меньшей степени беспокоил Льетт. Было бы сухо, она бы услышала цокот когтей по земле. Это как костями равномерно ударять по бордюру, не меняя темпа и силы. Но нет, он идет не по сухой земле, он идет по нахлынувшей на песок воде. И идет мимо.
Не нужно много сил на то, чтобы поднять взгляд вслед удаляющемуся псу, она еще не так слаба. А потом гнев забирает остатки.
Ухмылка. Над ней смеются, ее вид жалок. Мокрая, грязная, она наверняка источает запах болезни, навязчивый и противный. Но нос утонул в воде и дыме, она не чувствует ничего из того, что принадлежит ей. Только чужое, не ее. Ухмылка и сочувствие. Но сейчас она не та Льетт, что готова выжать в ответ слабую пародию на веселость. Не та Льетт, не птичка - хищный зверь и собака с золотой шерстью, не более того. Пташка улетела на осыпавшихся перьях далеко-далеко.
Иди-иди, иди прочь, не ведая, что поселил в густой траве, скрыв ее от ветра и мух. Она еще найдет тебя, мгновенно вспомнит, куда же дела эту навязчивую мысль о достойном ответе.
Рев двигателя совсем рядом, глухой и монотонный, рычащий безо всякого выражения. Хочется научить его рычать, но Льетт не в силах. Шум шагов. Человек. Иди мимо, человек, ты лишний здесь. Но никто не прошел, что, впрочем, не имеет значения. Птица задохнулась и завернулась в крылья, не желая высовывать коронованную голову наружу. А Льетт с трудом дышит.
Осторожное касание человеческих рук и яркий свет с одной стороны, ворующий блаженную тьму. Зачем она вам? У вас есть другие, идите прочь. Что-то на морде, нужно стряхнуть, но нет сил, она лишь морщится, силясь показать зубы. Ушла другая Льетт, вернулась та, какую ждут все. Она не станет более бороться с инстинктами и своей природой.
Земля ушла куда-то далеко вниз, а она замерла в воздухе, не падая. Неужто крылья выросли, неужто птица простила? Что-то касается ее еще, но нет жижи под боком, а морду ничто толком не держит. Пташка Льетт научилась летать. Нужно вспомнить числа, ведь первый полет недолог. Один... два... три... Считай, птица, да смотри не сбейся. Но под ней вновь земля, и нахлынувшая головная боль выбила все через затылок, стремясь пробить себе путь наружу. Мысль просочилась, но молоточек еще слишком тверд.
Резкая слабая боль в задней лапе. В ответ она лишь дернулась, наконец подняв губу с одной лишь стороны так, чтоб был виден кончик клыка. Не стоит забывать о том, что собака остается зверем, пусть и лишенным чего-то дикого. Но никто не обратил внимания, ее заперли и забыли, и одиночество скрасит только лишь равномерный рокот. Теперь он - ее песнь, жаль, Льетт вновь решила полететь.
Вет. центр

— Из порта
Он не выглядел удручённым, - как и прежде, Мэй не терял самообладания даже когда ему было совсем паршиво, и скрываясь, он совершенно не разбирал дороги, и в этом был его промах. Ещё с самого начала ему казалось, что нужно было свернуть на первом повороте, там не ощущалось никаких тревожных мыслей, когда же, оказавшись здесь, у него подвернуло лапы в плохом предчувствии. Немного ощерившись, пёс сбавил ходу, возвращаясь к привычной лёгкой и непринуждённой трусце, осматриваясь по сторонам. С трепетом вдыхая полуночный воздух, тот испытывал оттенок волнения, смешанный с привычным ему чувством иллюзорной и напыщенной храбрости. Пока он держал сюда путь, на улицах совсем стемнело, и всё покрыла кромешная и непроглядная мгла. Ему хотелось поскорее найти подходящее пристанище, чтобы перевести дух, и устроить себе ночлег, но осторожность не покидала его. Чутким нюхом он чувствовал. Чувствовал запах незнакомого пса, вероятно, которому и принадлежала здешняя территория. Он давно ещё заприметил этот резкий дух, которым несло на всю округу, похоже, что этот пёс не ограничивал себя в множественных владениях. Сохраняя бдительность, овчар осмотрелся по сторонам - он стоял перед длинным широким мостом, оканчивающимся где-то вдалеке. Никого вокруг не было, однако желания задерживаться тут у него не было. А внутренности так и продолжало морить нескончаемым чувством голода, и глаза начинали смыкаться в неприятном полусне, как и всё тело. И с каждым разом, как с усилием вновь к нему приливало чувство сонливости, он начинал испытывать некую безмятежность, и кажется, его уже совсем не волновало то, что он в здешнем месте чужак, и судя по властности кобеля, что держал это место, встречи с ним стоило бы избежать. Ему не хотелось устраивать конфликта... в этот раз. Он был чересчур измождён для этого.
Чёрная шкура пса переливалась в тусклом свете фонарей, стоявших вдоль ограждений моста, отливающих бликами и рябью в тёмных глазах. Ему было немного непривычно и странно преодолевать такое сооружение, находящееся во многих метрах над поверхностью воды, и кто знал, насколько окажется прочным эта конструкция, хоть он ранее неоднократно и ходил через мосты, многие людские творения, вроде этого, оставались для него далеки. Неизведанное всегда пугало и настораживало его, но тем не менее, как и со многими такими загадочными аспектами, ему хотелось познакомиться с этим ближе, каждый раз любопытство продирало его нутро, и создавало неприятное покалывание во всём теле. Без чего-то нового ему становилось тухло, для него знание нового было сравнимо с водой, и когда просыпалась эта жажда, её всегда требовалось своевременно утолить. Почему он думал о воде? Наверное, всё дело в том, что Мистер Мэй уже несколько минут любовался на открывающийся с моста вид - вдалеке плескалась пучина, переливаясь в лунном свете, и её белый блин отражался на её бурной поверхности, создавая вдвойне большее свечение. Внутри него всё было натянуто, словно тонкая струна, и стоило только прикоснуться к ней, как сразу можно было бы различить мелодичные звуки. Но нет, несмотря на всё это, его инструмент был расстроен, и он больше не играл. Да и знал пёс, что он всего лишь пёс, и ничего подобного с ним не случится. Иногда циничного реалиста в его сущности становилось слишком много до такой степени, что и его самого начинало тошнить от себя. Вот так, только замечтавшись, внутри него всё резко сломалось, струна разорвалась, и больше не было удивительного цвета, что считанные секунды назад ещё виделся в его глазах, играя отблесками, воодушевляя его. Он свыкся с этим чувством. Мэй знал, что ничего не вечно, и давно смирился с этой мыслью, принял как должное.
И ты тоже не вечен, да, парень? Пора тебе убираться, иначе твоя вечность оборвётся на этом самом месте.
Голос в его голове звучал достаточно убедительно, чтобы заставить его покинуть этот "анабиоз", который его организм даже частично принял за состояние дрёмы, и после непроизвольного пробуждения он ощутил себя более бодрым, чем прежде. Ему подумалось, что этил сил как раз хватит, чтобы перебраться на другую сторону, и убраться прочь с этих владений, пока ещё есть возможность сделать это тихо, до тех пор, пока блудный гость не наткнётся на хозяина, что явно окажется рассержен поздним визитом, и вряд ли встретит тёплым приёмом этого недотёпу. От одной такой мысли на его морде проскальзывает лёгкая тень оскала. Нет, он ни за что не даст себя в обиду, не допустит этого, и при встрече, случись она вдруг, не будет выдворен как лопоухий непутёвый щенок, испортивший новый ковёр, и оказавшийся из-за этого на улице - всего лишь жалкий. Он думал об этом, прядая высоко стоячими ушами, мотая своей некрупной головой, и фыркая, продолжая своё движение по тротуару моста. Он не решался выйти на широкую дорогу - то был проезд для машин, и не по наслышке он знал, что некоторым из людей нравится гонять на машинах именно в это время суток, так что овчар понимал, что перспектива быть размазанным по влажному асфальту ему не симпатична. Когти его чуть слышно цокали и царапали по поверхности, и его уже ничего не отвлекало, нет, он был сосредоточен только на дороге и окружающих его факторах. Шерсть на загривке, спине и около хвоста - всё стояло дыбом, и по часто бегающему взгляду можно было различить его нервозность. Напряжение снова вернулось к нему.
Тем самым широким ходом тот и добрался до другой стороны. Мистер Мэй оставил мост позади, чему был несказанно рад. Вдалеке его ждала прежняя тьма, разделяемая лишь только редкими просветами горящих в ночи фонарных столбов. Его рассудок был немного помутнён, ведь чувство и желание вздремнуть не оставляло его ни на минуту. И снова это умопомрачающее желание найти уже совершенно любой затхлый угол, чтобы просто отдохнуть. Ещё чуть-чуть, и кобель был готов рухнуть прямо на месте. Однако он хоть и был дворовым жителем, доля манерности, а также чувство самозащиты просто не допускали этого, и это было всё, что удерживало его от такого безрассудного поступка. Бросив короткий взгляд назад, а далее, по ходу, на свою длинную расплывчатую тень, тот тяжело выдохнул, и двинулся широким махом вперёд, надеясь, что дальше он наконец набредёт на желанную возможность найти покой.

— Налево (рынок)

----> От бара
Получив хороший такой заряд адреналина от густо пахнущего дворняги, что рявкнул в её сторону и даже пихнул плечом, Юки поняла, что поживиться полуживым собратом у неё не выйдет. Ей было бы достаточно и неодобрительного взгляда, но когда так открыто приложили силу, поняла, что оно того не стоит. Резво взвизгнув, сука отскочила, затем осмотрела всю небольшую свору и поняла, что ловить ей здесь будет абсолютно нечего. Тем более против пятерых собак. Слегка обиженно вильнув высоко закрученным хвостом, она развернулась и побежала прочь, однако то и дело оглядываясь. И к слову сказать, не зря. Прямо за ней увязался тот самый высокий кобель с подрезанными ушами, которого она приметила с самого начала. По крайней мере ей казалось, что уши у него были обрезаны, так как были слишком уж короткими и торчали вверх.
Отбежав на довольно приличное расстояние и остановившись уже около самого моста, самка притормозила и резко развернулась к псу, что увязался за ней. Она хищно и открыто улыбнулась и сделала шаг по направлению к нему.
- Эй, красавчик. А ты чего это, преследуешь меня?- Юки облизала клыки и сделала еще шаг к нему, виляя хвостом и во все глаза смотря на дога.
- Или ты последовал за мной лишь потому, что твой вожак приказал? Хмк, тогда нам нечего с тобой делить, сделав наиграно обиженное выражение мордочки, сука чуть насупилась и села, прямо перед псом. Она заглянула в его глаза и вдруг как то странно усмехнулась.
- Но... Если тебе интересно, то окружающие кличут меня Юки. А какое имя тебе дали улицы?- самка заметно приободрилась, поднялась на лапы и прошлась мимо, обходя вокруг кобеля и задевая его бока хвостом, выгодно показывая свое поджарое и легкое тело, манящие изгибы и пушистую мягкую шерсть.
Тихий плеск воды вдалеке не привлекал её абсолютно. какой ей дело до того, что там делают с другими, когда здесь есть он. Такой статный и серьезный.

Из бара
Пока собака шла вперед, я был только счастлив. Но когда она резко повернулась и сделала шаг в мою сторону... Все стало сложнее.
— Эй, красавчик. А ты чего это, преследуешь меня? - сказала та. "Давно меня никто так не называл. С моими-то шрамами" - подумал я. В душе я улыбался, но на морде была маска равнодушия. Я ухмыльнулся лишь тогда, когда она сказала "красавчик". Но затем собака продолжила:
— Или ты последовал за мной лишь потому, что твой вожак приказал? Хмк, тогда нам нечего с тобой делить, - бродяга насупилась и села около меня. Но смутила ее странная ухмылка. Почему она так странно на меня смотрит?
— Но... Если тебе интересно, то окружающие кличут меня Юки. А какое имя тебе дали улицы? - собака преподнялась и прошлась кругом возле меня. Ее хвост проходился по моим бокам, по коже пробежали мурашки. Сама Юки представляла из себя вполне красивую особу. Да, внешне.
— Привет, Юки. - сказал я, при этом стараясь не улыбаться и не вилять хвостом - Я тебя не преследовал. Просто... Мне Нид сказал проследить за тем, что бы ты ушла с нашей территории - с территории своры. Я говорил спокойно. А через некоторое время просто сел. Смотрел я вперед, что бы не поймать взгляд этой "кошки". Да, я ее сравнил с кошкой. Нет, не уличной, на которой все время прыгают блохи, а домашней, которая грациозно и нахально бегает у своих хозяев-людей. Через некоторое время я добавил.
— Мне улицы не дали имя. А... Человек. - я еще раз замолчал. А ведь правда. Что я хожу с этим именем? Мне надо его сменить на свое... Нет, стоп. Мне его уже дал Нид! Нахтрам - хорошее имя.
— Я Нахтрам - вот мое настоящее имя, пропитанное улицами и... Нидом. Но для всех я Рей. - чем-то я гордился, что вожак своры и лучший друг дал мне имя, а не какой нибудь человек. Ну, как я и сказал.
— А теперь снова тебе надо идти. - сказал я и слегка подпихнул Юки в бок - Это тоже территория Нида.
Я не настаивал на том, что бы уйти, просто я старался не интересоваться делами собак. Псы - мои друзья, собаки - нам подобные существа, не более, ну, может и друзья. Максимум - это друзья.
Никогда не понимал что Нид нашел в противоположном поле? Всегда мешают жить. Ну ладно. Живешь ты со своей второй половинкой... И в какой-то момент - бац! И ты уже видишь ее с большим животом. А затем снова - бац! И ты просыпаешься с маленькими пищащими существами. А самое худшее, что если они умрут. Тогда ты вою любимецу потеряешь в море отчаяния. И что ты будешь дальше делать? Верно. Уходить. Тебе придется просто уйти. От этих мыслей становится противно. "Фу!" - бросил я сам себе, отгоняя эти противные мысли. Опять я возвращаюсь к этой теме.
Теперь я ждал, когда же уйдет от сюда эта особа, но, думаю, еще не скоро. "Если так и дальше пойдет, то она не отстанет от меня. Надо что-то предпринять.. Хитрость - вот спасение." - рассуждал я, смотря на Юки.
Где-то вдалеке я увидел силует Нида с его товарищами. Я не знал нашу свору. Чаще всего меня можно увидеть в одиночестве или с незнакомыми собаками. Что меня разочаровывало... "Надо бы заскочить в хранилище. После этой..  Проблемы." - подумал я.

Отредактировано Рей (2015-03-28 14:48:45)

На моей морде была маска равнодушия. Пока Юки корчила на себе недовольство.
— Ах, вот оно что, - протяфкала та и показала свои желтые зубы. То ли это была улыбка... То ли оскал. Я точно не мог понять что это, но эта мелочь не особо меняла дело.
— Значит, ты у нас домашний песик. А точнее - бывший домашний. Ну и, каково оно? Прислуживаться двуногому и лизать ему пятки? - Юки противно рассмеялась. Такого плохого смеха я никогда не слышал, но теперь... От этого мне так хотелось на нее рыкнуть: "Я не виноват, что родился у домашней!" Но когда я эту особу подтолкнул в бок, то она стала по-другому себя вести. Лаского облизнув меня, она слегка прикусила за губу.
— Арр. Смотрю, от человека ты ушел, но привычка служить все же осталась. Ах, красавчик, - она сказала это нагло, но спокойным голосом. И вправду, я всегда кому нибудь подчинялся. В доме - человеку, хоть он мне не нравился, а здесь лучшему другу и вожаку своры - Ниду. Но по другому я выживать поросту не умею. Юки повернулась ко мне и, подмигнув, сказала:
— Как только твой Нид позволит тебе стать свободным псом - зови. Я буду рада провести с тобой ночку, а может и не одну, Собака вильнула на прощание хвостом, а затем стала отдаляется от меня. Да, славная ночка. Таких собак не часто увидишь. Может, мне и вправду надо подумать над ее словами? Хотя, нет, сколько можно прислушиваться к другим? Но я знаю, что не раз промелькнут ее слова в моих воспоминаниях.
Интересно, что сейчас в хранилище? Может, мне стоит там строить место. Ни разу пока туда не приходил. Надеюсь, все будут рады видеть мой уцелевший разум после Юки. Я ухмыльнулся. А ведь я даже толком-то не с кем не знаком! Тот еще бродяга... Разгуливает где-то, пока своре нужны лишние лапы. Наверное, заждались там меня. А может и не ждут. Мне уже было всё равно. Давно я по настоящему не общался с Нидом. Сейчас бы откровенная беседа не помешала. Идя по мостовой назад, я слегка повернул влево - к хранилищу.
Лапы сами вели меня к этому месту, а ими руководил нюх. Недавно тут шел Нид и его дружки. Да, буду пока их ими называть, ведь я не знаю как их зовут. И та новая... Черно-белая. Ею тоже пахло. Нет, не той, которую в речке купали, а та, которая низкая. Хорошая собака. На до бы как нибудь поговорить, прогуляться. Я в ней вижу особую душу. Добрую и ласковую. Может, она с рождения такая, а может и раньше была домашней. Как я, например.
Меня сбивали с толку мысли о Юки. Почему я был для нее красавчиком? Обычно мои шрамы от битв пугали окружающих. А обрезанные уши давали больший эффект. Что же она разглядела во мне того, что не разглядели другие? Может, она и упрям была сумасшедшей? Ведь она хотела съесть собаку как никак! И безумный взгляд тоже дополнял картину сумасшедшего или свихнувшегося. А это поведение... Как будто мы и упрям были пара. Смелые движения, ласковые прикосновения, что от этого бегали мурашки по коже. А может это мы сумасшедшие, а она нормальная собака? Тогда весь мир такой свихнувшийся. А может, я единственный псих на этом свете?
Назад-влево

— Порт —
Сердце пляшет в грудной клетке, как, и без того шальная, но теперь совершено потерявшая рассудок в неволе птица. О, если бы это была погоня - мелкому паршивцу не поздоровилось явно, в данном же случае, щенком помыкал дикий испуг, к слову сказать, нервы мальца не так уж и расшатаны, но тем не менее, теперь ему приходилось выжимать из своих по-сути-то неокрепших лап всевозможные силы. Скоростью, скажем прямо, Оз не блистал, но, вот, ловкостью и прытью - пожалуйста, в этом он был хорош уже сейчас.
Через какое-то время окончательно начал выдыхаться, от чего конечности незамедлительно "дали промах", и щенок споткнулся о собственные задние лапы. Теперь он выглядел более, чем неуклюжим, кубарем летя по грязному прибрежному  песку, который был полон булыжников, обломков черепицы и старого кирпича. Репутация "от природы грациозной, физически одаренной и ловкой охотничьей собаки" с блеском запятнана. Звучно ворча и рявкая от горькой обиды, резко оглядывается по сторонам, ища источник резкого, совершенно непонятного запаха. Во всяком случае, на еду этот запах никак не был похож, а значит в этом месте, на песке, у полуразрушенной стены из желтого кирпича, в дали от самого порта, явно кто-то был. Нервно дернув хвостом, принимает напряженную стойку. Верхняя губа, чуть дергается, но молодой пес не издает и звука. То ли это был инстинкт, доставшийся ему от "благородных предков", то ли сам пришел к выводу, что пред лицом неизвестности лучше всего принять как можно более "нейтральное положение", в данном случае - заткнуться и выследить втихую источник. Щенок выполнил "план" лишь отчасти, с боевой готовностью, быстро направившись к той самой огромной стене, за которой кто-то был, сохранил тишину, не стал оповещать визгливым лаем всевозможных присутствующих, ведь казалось, что кого-то за стеной, наполовину погруженной в воду, было несколько, или пара. Довольно трудно было различить.
Напряженный до предела, пожалуй, впервые за свою жизнь пес настолько сильно был взволнован. Еще какое-то время назад, даже когда какие-то малолетние человекообразные выродки бросили вслед какую-то, сначала шипящую, потом громко разорвавшуюся, штуку, Орм не чувствовал ничего подобного, лишь дикий испуг и желание скрыться где угодно, лишь бы его не достали те, кто бросил в него эту страшную вещь. Из груди неосознанно вырвалось нечто похожее отдаленно на рык, хотя, скорее, конечно, клокотание, но не суть дела. Как только пес, твердым и довольно энергичным шагом добрался до стены, как только дыхание его коснулось кирпича и отразилось от него же едва заметным паром, откуда-то у его лап появилась огромная отгрызенная голова крысы. Этот предмет выглядел более, чем омерзительно, учитывая тот факт, что из глазниц и места "среза" выплясывали белые личинки мух. Ормульв отшатнулся от неожиданности, его нос покрылся множественными морщинами отвращения. Из-за стены тут же показалась... можно ли это было назвать мордой, черт возьми?! Зрелище гораздо более мерзкое, чем пару секунд назад. Оз стиснув зубы всмотрелся в закисшие блеклые глаза, бегло рассмотрел пораженную лишаем с запекшимися кровавыми пятнами кожу головы того, кто так мерзко ухмылялся ему, якобы учтиво шипя: - Милый ма-а-альчик... - затяжное хрипение в груди ее заткнуло эту мерзкую пасть, но только лишь на время. «Что. Тебе. Нужно. Что-о?!» Опустил голову, смотришь исподлобья на эту, с позволения сказать, даму и думаешь, как бы убраться, поскорее сбежать отсюда, пока страх окончательно не проник во все чертовы уголки сознания и тела. Стелется к земле. Черная зловонная псина стелется, как будто подползает на два шага к Озу. За стеной раздается надрывный вой. Голос крепок, должно быть, как и его обладатель. Ормульв этого не осознает, ибо угроза затмевает все желание думать трезво. Угроза находилась впереди, и не было дела до всего остального, пока не явится кто-нибудь еще. Да, это было несколько глупо и не осмотрительно, но щенок надеялся, что компаньон ужасного создания впереди слишком уж занят, и понятия не имеет о том, что твориться за стеной. Хотя, конечно же, скоро он явится на запах и звук, хотя бы. - ... раздели с нами трапезу, прошу... - еще на два шага ближе, Орм мгновенно отступает, скаля зубы и пытаясь внушительно рычать. Еще пару шагов назад - и соленая, отчего-то не замерзшая вода скует его оковами холода. Хвост щенка, будучи высоко поднятым теперь плотно был прижат к телу. Часто дыша, резко так, но как можно более ядовито бросает: - Так может мне сразу себя разделать и подать к вашим мерзким зловонным мордам?! - последнее слово прозвучало как-то особо надрывно. Теперь ему показалось, что назад пути нет и больше он не обронит не слова. В связи с тем, что почувствовал, как страх начал сводить лапы, значит ждать было больше нельзя. Было два лишь пути, один из которых - сухопутный, напролом; второй же - в воду, в студеную воду, обогнув стену, помчаться к мосту, прежде оплыв бетонный столб основы. Нужно было рисковать в любом случае, но гораздо более здравым был первый вариант. Ему так не показалось.
Какие-то доли секунд размышления, последовавшая реакция мерзкой суки и погоня. Мелкий пес рванул к кромке воды, едва намочив лапы, мгновенно сменил курс, и помчался напролом и в сторону. У самого уха щелкнули зловонным капканом те самые зубы. Она что-то орала, дикий рык, холодящий кровь и острая боль правого уха. Щенок громко завизжал и припустил быстрее, позади самка, взметнув добрую кучу песка в воздух, помчалась вдогонку. Что удивительно, остальные присутствующие за стеной были заняты чем-то гораздо более важным, чем охотой на свежее мясо. Оз, же метался из стороны в сторону, глупо надеясь, что хилый трупоед, бегущий позади выбьется из сил. Постепенно дистанция увеличивалась, а дальше бежать было некуда, разве что влипнуть в тупик. Вверху же начинался мост, тот самый, возможно, спасительный мост, но шансов взойти на него не было, ровно и как остаться в живых, по всей видимости.  Щенок значительно приубавил в бегу, почти слыша дыхание позади, ощущая на щуплой спине, споткнулся взглядом о зияющую дыру, преднозначенного, для стока дождевой воды, в бетонной конструкции, загораживающей дальнейший путь. До дыры нужно было добраться. Чудовище позади уже было совершенно близко. Пасть вновь щелкнула совсем близко, но на этот раз не оставила кровавых следов на теле мальца. Дико визжа от страха, негаснущей боли в ухе и непобедимого желания жить, тут же разворачивается и с разгона запрыгивает в дыру. Прыжок выдался бы относительно удачным, если бы стальной клык охотницы не пронзил плоть левой лапы. Оз почти обезумел от боли. - Ма-а-а-а-льчик, мальчик, милый ма-а-а-льчик, посто-о-ой, куда же ты?! Медовый вкус твоей крови меня сводит с ума-а-а-а, - заливается невыносимым хохотом и медленно по-змеиному ретируется, ведь в сточную трубу черт втиснешься, зато сбежавший малый задору придал, сказать нечего.
Орм рывком высвободил лапу, не смотря на то, что вражеский клык впился довольно глубоко. Кровь на ухе перестала течь, да и рана, по всей видимости была не особенно-то серьезной, разве что ныло то место до сих пор. Должно быть, царапина, аль две, кто знает. С лапой же дела обстояли хуже. Щенок рухнул на бок, прямо на влажное пластмассовое покрытие трубы, громко скуля зализывая поспешно рану, окрашенную темной кровью. Находясь почти в полной темноте, Оз внезапно вздрогнул от скрежета, шороха и... голоса. - Негоже бродить здесь, мелочь. Дуй отсюда прямо по трубе и ищи маман, черт возьми, кровищи "поразливал". Иди-и во-он. - настойчиво скрежетала крыса. Ормульв ошарашенно, с каким-то диким укором глянул в темень через плечо. - Выведи меня о... отсюд... - дрожащим голосом пробормотал Оз, брыкаясь на месте, пытаясь встать. Задняя нога ужасно болела, поджав ее в воздухе, теснясь в трубе, как-никак поплелся вперед, следуя за шорохом мелких лап своенравного животного.

Спустя некоторое время, пес выполз из под куска фанеры, прикрывавший водосток и заковылял, всходя на мост, теперь, направляясь туда, где обретаются хоть какие-то "нормальные" псы, хотя бы... хотя бы встретить бы кого-то кроме трупоедов.
— Налево —

Отредактировано Ормульв (2015-04-01 16:56:51)

-от порта-
Впереди меня открываются огромные возможности. Я чувствую невообразимый прилив сил, а твердая не колыхающая земля, лишь удваивает мою уверенность. Кто бы мог подумать, что ступать по холодному асфальту, то тут то там испещренному трещинами, может быть настолько приятно. Подушечки лап так славно холодит и пощипывает, нос замирает и вновь принимается подергиваться, когда я чую новую волну запахов. Я в море. В настоящем океане ароматов и новой информации, что рвется в меня, словно волна в шторм накатывает на железную дверь, желая её распахнуть, потрепать и залить все каюты водой. Эти запахи кружат мне голову, заставляют покачиваться и повизгивать от удовольствия, которое до селе я еще не испытывала.
Много ли я видела там, на корабле? Не мало. Это были долгие дни и ни один из них не был похож на предыдущий. Всё там было для меня настолько интересно. Особенно интересной была кухня, куда меня не пускали. Двуногий С* никогда не пускал меня туда. Я тщетно строила ему глазки, виляла хвостиком и даже делала "зайку". Все, что мне перепадало от него - косточка пожирнее после обеда. Но я всегда была уверена, что именно за этой дверью скрываются все богатства мира. Ах, как оттуда пахло по вечерам. Я с ума сходила от того запаха горячей похлебки и вареного мяса. Оно, конечно, не сравнится с сырым, однако в момент, когда его готовили и когда пар, насыщенный и сладковатый, устремлялся по трубе, я занимала позицию на палубе, близ вентиляции и вдыхала, вдыхала, пока не валилась на бок и не засыпала в блаженной неге.
Быть может, кто-то мои вкусы посчитает странными. Но разве могу так считать я, если это единственное, чем приходилось развлекать себя в открытом море, где передвижение твое ограничено четырьмя бортами корабля.
Интересно, а насколько ограничено это место? Мысль пришла внезапно, слегка щелкнула меня по носу, а затем обухом опустилась прямо на затылок. Я заскулила и рухнула вновь на брусчатку моста, на который, как оказалось, успела подняться.
Что это было? Что произошло? Кто посмел толкнуть меня так сильно, что я, великая и неутомимая Рахат, растянулась прямо здесь в крайне неудобной позе?!
Я озираюсь, присматриваюсь. Но, как оказалось никого вокруг нет. Однако, что-то сильно меня заинтересовало, защекотало ноздри и интерес истинного исследователя - запах другой собаки. Сколько не общалась я с сородичами? Да примерно столько же, сколько и не видела землю.
Как странно... Запах такой твердый. Наверное это папа. Да, я никогда его не видела, но от мамы пахло именно так. Чуть-чуть по-другому, но очень похоже. Я стою и обнюхиваю перила моста, в надежде еще хоть чуточку насладиться запахом папы. Ведь это наверняка он, да? Ведь есть только он и братья. Быть может, он чуточку изменился за то время, пока я путешествовала, но это точно он. Я ведь не могу ошибаться. Я все знаю и все вижу. И все имею, разве нет?
Теперь нужно его найти. Он точно знал, что я приду, а значит не мог уйти далеко. Нужно просто поискать хорошенько. Как там мама учила. На запах идти, на запах. Ох, если бы здесь еще так не воняло этими склизкими молчунами, было бы совсем хорошо.
Я недовольно озираюсь, видя как повсюду здесь раскидана рыба. С самого моего появления на корабле меня четко отучили не трогать рыбу. Один укус - оплеуха. Нет, не хочется получать снова. Лучше буду обходить их стороной, ведь эти молчуны вне воды - всегда принадлежат людям.
Озираясь по сторонам и семеня пухлыми лапками по мостовой, я оглядывалась, виляла хвостом. Людей здесь становилось меньше, зато они были одеты разнообразнее. Смешные сапоги на тонких палочках, как только самки с них не падают, а вон там совсем открытые, шнурованные и белые. Не похожи на сапоги, надо будет как-нибудь попробовать на зуб. А вон там, у самки и вовсе открыты ноги. Такие тоненькие.
Я не вижу лиц и рук людей. Пока я маленькая, я вижу лишь их ноги и могу различать только по ним. Но и этого мне оказывается больше чем достаточно. Твердая широкая походка, штаны такие чистые и пахнут неестественно. Мне не нужно выглядывать лицо человека, ведь я знаю, что оно серьезно сосредоточенное, напряженное. А вон совсем легенькие открытые. И тоже на тоненьких палочках сзади. Это наверняка самка, ведь рядом с ней ботинки блестящие, лакированные. От них пахнет еще заманчивее и их пожевать должно быть будет приятно.
Ах, черт. Я снова отвлеклась. Где это я? Где же запах папы? Ну, что ж такое?! Какая впечатлительная дуреха! Скорее, скорее, нужно снова отыскать запах.
Я озираюсь, смотрю по сторонам и бегу со всех лап, высунув темный язык. Визг тормозов, грубый окрик мне прямо в спину. А я и не слышу его вовсе. Я не напугана, но ушки мои, если бы они были, были бы прижаты. Я взволнована так сильно. Ведь я могу снова его упустить. На долгие, долгие месяцы. Если в следующий раз наш корабль не причалит совсем? Может такое быть? Или нет? Чем бы тогда питались люди и я... Нет, волшебная кухня за железной дверью всех и всегда накормила бы. Там всегда была еда.
Я покидаю мост, перебежав дорогу и теперь несусь по уже сухому асфальту. По бокам еще не оттаявшие небольшие сугробы снега. Сквозь них пробивается трава, а я и не смотрю на неё вовсе. Не знаю что это. Вот найду папу и спрошу. А пока, какая разница.

*C - русское произношение К. Кок, т.е. повар.
-налево-

С северо-запада
Я шел от хранилища. Я даже не заметил, как быстро сюда пришел. Думал, что идти буду медленно, но, вроде, медленно, как раз и шел. ''Интересно, люди сегодня не будут меня трогать? Вроде бы вечер, поэтому вряд ли.'' - подумал я. Это и вправду был вопрос. Хотя я и встретил на рынке довольно доброго человека, но сейчас вряд ли повезет. И если они с детенышами своими, то еще более озлобленные. Я посмотрел куда-то вдаль, хот и смотрел все это время на лапы, не замечая что же впереди.
Впереди был все тот же алый закат. Точнее, алый горизонт, но он постепенно терял свою мощь и краски. Может, мне это только казалось, ибо горизонта я за домами никак не мог увидеть. Край домов были окрашены в тускло-алый цвет, хотя больше походил на краплак, чем на алый.
Сколько еще надо идти? Хм, так я уже пришел. Куда идти псу, который пришел на место назначения? Ждать. Нет-нет, не ждать, ибо нечего. Тогда что делает этот белый пес? Да я сам не знаю, что здесь делаю. А, нет, вспомнил. Я пришел сюда подумать, хотя даже не понимал зачем я это делаю. Я посмотрел куда-то далеко вперед. Снова. Но потом отпустил, ибо впереди был человек, которого я чуть не сбил. Точнее чуть не напугал.
Странные эти люди... Всегда ходят озлобленные, но к лету добреют. Что за лицемерие? Зачем они кричат на псов или собак. Хотя, чаще всего кидаются в нас чем нибудь. Сам испытал на своей шкуре.
Кстати, скоро выползает клещи, которые будут кусать всех собак, но заболеют только дворняги. Мы можем заразится от него и умереть, а элита будет жить себе, припеваючи. Вы хотите себе вакцину от неизлечимой болезни? Да? И мы хотим прививку от клещей. Но мы не знаем такую. Кроме прошлых элит... Меня кусали клещи и раньше, но тогда не так было страшно. Зимой особо не беспокоишься кто по тебе бегает и прыгает - они не опасны. И воообще вряд ли бы по тебе кто-нибудь будет бегать и прыгать.
Сколько осталось времени до ночи? Я даже н помню, когда в последний раз спал. Два дня назад, что ли. Да, да, точно. Сорок восемь суток назад. Но это грубо говоря. Мне сразу вспоминаются дуратские сны, которые я видел. Да, они все какие-то были со странностями. А сколько сор в этих снах, сколько одиночества и отвращения. Когда же будут они добрые? Когда я смогу засыпать с чистой душой? Думаю, это будет не скоро, а может и сегодня. Кто знает? Кто это такой  - создатель снов? На самом деле это и есть мы. Наш разум все скомкивает в одну кучу и получается сон. Хоть и довольно странный, но свой. Я ухмыльнулся. Мне смешно от таких мыслей. Странных мыслей.
Ч подошел к какой-то двери и лег вдоль дома. Не двери! А то бы я получил хорошенько за такое. Теперь остается вопрос: ''Прогонят ли меня?'' Но это уже дело фортуны. Она должна определить - нападать на меня или нет. Хотя, у нее иногда бывают довольно странные шутки. Но иногда очень поучительные. Может случится так, что она хотела тебя убить, но в последний момент передумала, а ты лежишь где-то с тяжелыми ранами и думаешь: ''Лучше бы я умер.''
Я встал с места и направился к мосту. Там я хотел поймать побольше рыбы. Все таки есть хочется. Я подошел к краю и стал выжидать добычу.

Отредактировано Рей (2015-04-30 16:37:33)

Пока я ловил рыбу, ко мне стал приближаться какой-то человек. Это был мужчина средних лет, который не в первый раз отгонял собак. По крайней мере мне так казалось. Сам по себе худой, с сухой, неприятной на вид, кожей. Он шел довольно быстро. Что-то на миг рухнуло в моей душе - страх проснулся. Привет, как де мы давно друг друга не видели! И вообще я по тебе не скучал. Никогда не боялся людей. Все таки не все такие злые - это мне подтвердил мужчина с рынка. Но есть и жуткие типы, как мой прошлый хозяин и этот мужик. Да, не побоюсь этого слова - "мужик".
— Пшел вон, пшел говорю, блохастый, - выругался он. Следующие действия я нкикак не мог предсказать. Мужик занес руки над головой и с силой ударил граблями по спине. Я заскулил. Когда де в последний раз мне приходилось чувствовать боль? Ох, я тебя тоже не ждал. Чая не предложу, ибо ты со своим дружком страхом убираться от сюда должны. Аргентинский дог - суровая бойцовая собака, которая не знает страха и пощады. Но боль... Сразу же вспомнились собачие бои. Кровь, которая оставалась на пасти, на лапах, брюхе... Да везде оставались пятна. И эта засохшая кровь подолгу оставалась на моих боках. До сих пор помню вкус... С каким-то привкусом железа, верно? Да, думаю это так. Что же запомнилось еще с этих битв? Конечно, разъяренные глаза. Всегда они сверкали ненавистью и наполняли тело адреналином, который в скором становился, как наркотик. Я не мог остановится, пока не понял, что сути в этих драках просто нет. Это просто забава для людишек - за это они друг-другу передают бумажки. Они заставляют драться псов и собак против себе подобных. Но зачем? Идите на свои людские бои и задайте жару. Но зачем же натравливать на друг-друга животных? Это тоже самое, что человек скажет: "А давайте Джейсона на Сэма натравим! Вот веселуха-то будет!" Да, сейчас я говорил о простых детях. Но ведь они тоже жестоки с животными. Рогатки, камни - вот их оружие. А что же они вытворяют с лягушками... Видел одну расчлененную. Как вспоминаю - противно становится.
Я завизжал от боли. Все таки грабли железные, а не ватные. Поджав хвост, я сначала рыкнул на мужика, но вскоре направился от моста прямо в хранилище. Там я планировал наконец-то обустроить свое местечко, которое я приметил. Туда я хочу натолкать не только одеяло, но и куча всего полезного. Ну, конечно, там де будет спать и мой маленький зверек. Да, я рассчитываю на малого помощника. Ну, поболтать хоть - приучить себя к дружбе. Вообще я дружелюбный, но в последнее время не очень общаюсь с кем нибудь. Я даже свору-то толком-то не знаю. Стыд и позор мне. Если бы я просто был участником, то простил бы сам себе, но у меня лучший друг Нид - главарь этой своры, а значит я тоже, как и он, должен знать о участниках. Пока я знаю хорошо только Шальную и то только из-за дела. Ну и эту... Черно-белую. Которая возле бара была. Не знаю ее имени, но хорошо знаю характер. Она такая дерзкая, невежливая, но с хорошим юмором. Ну ладно, она не юморист. Собака просто язвит на зло, но стоит это приметить.
Я увидел проходящую собаку с ошейником... Конечно, она была с хозяином и хозяйкой. Что же они здесь прогуливались? Но это не мое собачье дело кто и где проходит во всех уголках юго-западного района. Да, кстати, ошейник. Честно говоря, никогда не любил эту штуку. Хозяин на меня ее не часто одевал - только после битв и на прогулке. Был случай, когда на ринге кто-то воспользовался случаем, что на мне был ошейник - схватился сзади и стал тянуть на себя. Хорошо что я успел вытащить голову из него и с легкостью атаковал противника. Я слышал много историй об ошейнике... Кстати, некоторые рассказываю и я сам. Однажды я как всегда прогуливался один по улочкам города вечерком, когда солнце уже зашло за горизонт, но по-прежнему можно было различать лица и морды. Откуда-то со стороны деревьев износился странный "мяу". Когда я пошел в сторону этого голоса, то увидел черно-белую кошку с зелеными глазами, зацепившуюся за ветку этим самым ошейником. Мне потребовалось много времени что бы допрыгнуть до бедняги, но ее я все таки спас. Конечно, от кошки вряд ли услышишь слова благодарности - она сразу же быстро метнулась в форточку первого этажа дома. Наверное, жила там. Впрочем, это для меня опять же не важно.
С неба что-то черное тяжело упало на веток и протянуло пугающее "кар!". На это ответили и другие вОроны, пролетающие высоко в небе. "Интересно, о чем это они?" - подумал я. Всегда не понимал почему же все животные на земле, включая людей, не могут разговаривать на одних языках. Так было бы проще понять друг-друга, понять что же все таки хочет одна из сторон. Но кто-то сделал так, сыграл плохую шутку, что все друг друга не понимают. И как теперь добиться мира в мире, если даже у людей тысячи языков... И каждый должен учить два - свой родной и английский. Не, сам-то я об этом не знаю. Ну а если задуматься на чуток, то можно возмутиться в двойне. На ветке снова каркнул ворон. Я не выдержал и прогавкал:
— Что ты там каркаешь? Думу замыслил не чистую?
Птица испуганно пархнула вверх. Я усмехнулся. "Лети, лети. Мне кажется, что если тебе сказать "Привет" - ты испугаешься." - подумал я.
На улице было достаточно тепло, поэтому, когда я наступил лапой в лужу, то не от дернул ее, а дальше зашагал вперед. На удивление было мало облаков на небе, что говорило о хорошей погоде на протяжении дня. Но природа может и схитрить... Посмотрим что будет дальше. Теплое солнышко грело только что побитую спину, на которой остались отметины от грабель. От лучей щипало спину, но не так сильно, чтобы идти по теневой стороне улицы. Лапы даже не устали от тяжкого труда. На самом деле попробуй хоть десять минут наклонить корпус вперед и лапы задние приподнять - поймешь о чем же я тут говорю.
Кстати, я так и не смог ничего поймать... Но не суть. Кто-то же все таки что-то забрал, верно? Например, я видел там кошку, которая тащила рыбину. Да, рыбину! Она была, по-моему, больше, чем сама кошка. У кого-то сегодня праздник жизни или пир на весь мир. А мне что? Граблями по спине. Но, видимо, кому-то нужнее, чем мне.
На северо-запад

Отредактировано Рей (2015-05-12 02:04:54)